Вася Кедов, учащийся одного из московских ПТУ, сидел на берегу пруда и скучал. Рыба клевала плохо, да и вообще каникулы какие-то х@ёвые выдались. Мать постоянно трендила об осенней переэкзаменовке, да и ебаться хотелось просто песдец.
Поплавок на удочке дёрнулся и резко ушел в сторону. Вася подсек и выудил небольшого карасика. Приподняв с ведра дощечку, он бросил его к двум другим, ранее пойманным, рыбам и снова уселся на ведро.
- Третий нах , - сказал Вася и грустно вздохнул.
- Фсе кто сверху пи@ары и снузу тоже, - донеслось из ведра.
- Чо? Этта хто? – Василий вскочил как ошпаренный.
- Х@й ф пальто, бля камрад не дергайся, так фсю воду расплескаиш.
Василий с опаской заглянул в ведро.
- Ну чо смориш браза, выпускай давай, сваи ёпта!
- А ты ето, залатая рыпка штоль? – мозг Василия бился в истерике –«Павизло, павизло йобанывротсцукаблянах!!!»
- За речью следи епта, карась я, самец. Бля, выпускай давай, душно у тя тут што пес@ец, патом пабазарим.
- А жилания маи исполниш?
- Э, камрад а так атпустить западло? Гы-гы да исполню желание твайо, нивапрос ёпта, тока без ахтунга гыгы за ахтунгом к ракам.
- Не, адно ни катит, а три исполниш?
- Ты ах@ел браза?
- Смари сам, - и Вася накрыл ведро дощечкой.
- Лана, х@й с тобой, - сдался карась,- загадывай.
- Ну … ну … хачу травы!
- Скока?
- До х@я!
- Нивапрос
- И эта … бля … хачу … хачу чтоб так было штоб ф путяге не надо было учиццо
- Бля ну и жилания у тя, давай третье.
- Ага, щас! – Вася задумался, почесал яйца, - о! Пилотку хачу! И штоб бритая обязательна!
- Будет тебе пилотка, отпускай давай.

Василий достал карася и с некоторым сожалением выпустил его в воду.

- А нинаебал камрад? – с сомнением в голосе крикнул он вслед уплывающему карасю.
- На гейру тваи камрады тусуюццо. Песдуй дамой, всё сделал как прасил.

Вася, позабыв про удочки, побежал домой. Забежал во двор и остановился. Весь дачный участок зарос травой. «Што за х@йня йобаныврот, утрам косили тока, карась сцука!»,- догадался Вася и ринулся в дом. Трава била по яйцам, но он как будто не замечал её. «Сцука, сцука карась», - шептал он, - «наебал пи@дарас ё@аный». «Вася, это ты?», - окликнула из кухни мать, - «отец звонил, говорит пришел приказ о твоём отчислении из училища по неуспеваемости. А как же переэкзаменовка? Вась?». «Щас мам», - Василий метнулся в комнату. Пусто. Его взгляд упал на лежащую на столе пилотку. Рядом лежали бритва и тюбик крема для бритья, с прилепленной к нему запиской. Вася подошел к столу и дрожащими руками взял листок. «Браза, пабрей пилотку сам, нивабиду, мы тут с пацанами нефкуриваем как она брееццо. Если па размеру не подойдет – свистни, паминяем.
З.Ы. Бля сцука мы тут ржом шо песдец, первый рас такой му@ак попадаеццо
З.З.Ы. Ничего личного браза.»

Вася надел пилотку, сел на кровать и заплакал.

А о чём мечтаешь ты, камрад?

===========================================================================================

— Васютка, солнышко, ну что ж ты не спишь ещё. Давай выключай компьютер, завтра тебя не добудишься.
— Да лана мам, щас я.

«… афтор пэтэушник е@аный, тебя на зоне ва все щели выи@ут и х@й сосать грамотно научат»,— с удвоенной быстротой выстукивали по клаве вечно пахнущие спермой пальцы учащегося ПТУ № (а вам не пох какой номер?) Васи Кедова. «Ну всё @ля, на сигодня хватит, завтра сочинение ето йо@аное исчо …», — Василий выключил комп и через пять минут уже сладко спал.
Слюна тонкой струйкой стекала по ещё не знавшей бритвы щеке. Он то глупо улыбался во сне, то хватался пятерней за х@й. Ему снилась е@ля.
— Васенька, зайчик, вставай. Солнышко, ну вставай, в училище опоздаешь. Ой, ну что ж ты подушку то так загадил …
С трудом Василий разлепил глаза. В трусах было мокро и по противному липко. На руках тонкой пленкой засохшая сперма.
— Ну давай, давай цыпленок, руки мой и кушать.

— Как я вам и обещала, сегодня у нас сочинение. Тема сочинения – «Мир моих увлечений». В этом году экзамен по русскому языку проводиться не будет, оценка за сочинение и будет показателем того, чего вы достигли в изучении моего предмета. Попрошу ответственно отнестись к его написанию – ваши с позволения сказать труды будет проверять экзаменационная комиссия. Надеюсь, вы меня не опозорите, — последнюю фразу Лидия Борисовна, учительница русского языка ПТУ № (смари выше), произнесла с некоторым сомнением. Было жарко, хотелось на дачу и липких рук директора училища.

Минут десять Вася пытался подглядеть, что пишут другие соратники по перу, затем тяжело вздохнул, задумался и начал выводить неровным почерком первые строки. «Я увликаюсь литиратурой. Целыи дни я фтыкаю читаю много разказаф. Я не простой читатель, я исчо и нии@аццо какой критик ….» — Василий, закусив от усердия губу, писал всё быстрей и быстрей. Через час он поставил последнюю точку, с чувством гордости пробежался глазами по исписанным листам и поднял руку.
— Лидьбариссна – а я фсё!
— Молодец Кедов, сдавай тетрадь и можешь идти домой.
— А вы чо читать щас не будити?
— Я же сказала – комиссия проверит. Ну и я конечно.

— Васенька ну как, написал?
— Ну, намано фсе мам. Не сачинение а шыдевр, — Вася хотел добавить «беспесды» но вовремя остановился.

— Ну что вам сказать, в целом группа хорошо справилась с сочинением, Петров порадовал – хорошо написал Миша, не ожидала. Зайцев то же неплохо. А тебе Кедов придется прийти осенью.
— Мне??? – Вася покраснел, — а чо такоито?
— Сейчас я раздам ваши работы, посмотрите. Будут какие вопросы – спрашивайте.

Дрожащими руками Василий раскрыл тетрадь. Первые несколько предложений пестрели исправлениями красной ручкой, но на середине, по ходу, на правописание было забито. Перелистнув несколько страниц Вася со слезами на глазах уставился на оценку : 1/1. Чуть ниже красивым почерком Лидии Борисовны было написано:
«Первая нах. Щас почитаю».
Еще ниже её же рукой:
«Несмогла дочитать. Афтор долбоё@. Пишы исчо.»
Затем размашистым почерком завуча дневного отделения Сергея Константиновича:
«Фторой и ниибёт! КГ/АМ. Афтор малалетний далбайоп»

Ещё ниже, дрожащей от хронического похмелья рукой Никанора Никаноровича, директора училища:
«Ничитал. Судя па каментам гавно. Каменты рулят как фсигда. Ржал. Лидка жжош беспесды.»

Вася закрыл тетрадь и заплакал.

============================================================================

Как-то раз профессор, доктор наук, заведующий кафедрой, герой соцтруда Афанасий Федорович Дыня захотел по малой нужде. Дело было жарким летом, светило палящим прожектором солнце, изнывали от зноя деревья, а стайки обнаглевших воробьев осоловело пытались купаться в луже подле общественного биотуалета.

Как можно было догадаться, дело происходило на улице, и для нашего героя его маленькая проблема была не такой уж незначительной, как могло бы показаться читателю на первый взгляд. Афанасий Федорович привык справлять малую нужду дома, в спокойной обстановке, чтобы пахло его любимым освежителем, чтобы под ногами был мягкий коврик и чтобы приветливо сиял вымытый супругой до блеска унитаз. Ну в крайнем случае, годился и институт. В самом деле, не терпеть же до дома столько времени. Ну или в гостях. Или в театре, музее, на выставке… Но уж никак не в общественном туалете около метро. Дыня поймал себя на мысли, что уже и не помнит, когда это бывало с ним в последний раз. Тем временем, объем жидкости в мочевом пузыре Афанасия Федоровича достиг почти критического уровня, и стало совсем уж неуютно. До дома на метро, по самым скромным профессорским подсчетам, нужно было ехать 25-30 минут, потом еще пешком. Кусты отпадали. Обреченно вздохнув, Дыня, шаркнув, направился к ближайшей сине-белой кабинке.

Отвратительная, пахнущая кислой капустой и ногами старуха, деловито сопя, приняла из рук Афанасия Федоровича пятачок и, указав на дверь, прогундила слово «Свободно!». Поежившись, наш герой смело шагнул на встречу неизвестному. В кабинке, однако, царил интимный синеватый полумрак, и все бы располагало к вполне удовлетворительному мочеиспусканию, если бы не запах. О, это был восхитительный запах как недавно отделившегося, так и застарелого кала и как свежей, так и весьма уже, до неприличия, застаревшей мочи. Запах бил в лицо, валил с ног и вообще всячески способствовал резкому ухудшению самочувствия образованного, воспитанного и интеллигентного человека.

Не в силах вдыхать это амбре через нос, Афанасий Федорович задержал дыхание, а потом вдохнул ртом, чего делать ни в коем случае не следовало, так целый рой мух, укрывшийся от изнурительной жары в кабинке, кружил и, казалось, только и ждал этого. В рот к Афанасию Федоровичу залетели, по его скромным оценкам, как минимум, от трех до пяти больших жирных мух. Причем, он был готов поклясться впоследствии, что ощутил, как от двух до четырех насекомых стали ползать по его языку, небу и другим органам полости рта. Всхлипнув, Дыня, покачнулся и стал яростно плеваться, причем пару мух во время плевания он все-таки раздавил и вроде бы даже проглотил. Этот факт или, по крайней мере, иллюзия проглатывания, вызвали у Афанасия Федоровича приступ жесточайшей рвоты. Чего, в принципе, учитывая происхождение и профессорские манеры, и следовало ожидать. Наклонившись к отверстию, уронив при этом шляпу и поскользнувшись на маслянистом жирном полу, Дыня извергал из себя бурлящие потоки, состоящие из недавно съеденного обеда и даже, как показалось, завтрака. Своеобразный водопад, мчавшийся из профессорского организма, попадал на стульчак, на упавшую здесь же шляпу, на еще недавно до блеска начищенные ботинки, на идеально отутюженные брюки… В этот момент мобильный телефон Афанасия Федоровича, гнездившийся до этого в нагрудном кармане летней рубашки, выскользнул и устремился, попутно попав под душ из рвотных масс, в темнеющее отверстие унитаза. Нежно бултыхнувшись, телефон исчез. «…глава которого покоится на дне Рейхенбахского водопада…», - почему-то пришел в голову Дыне обрывок откуда-то из Конан-Дойля.

Опустошенный желудок был, казалось, шокирован собственной пустотой и немного ныл. Снаружи Афанасий Федорович также имел весьма и весьма непрезентабельный вид, да еще, ко всему прочему, испускал стойкое зловоние, которое еще сильнее привлекло всех мух, находящихся в туалете и даже тех, кто летал снаружи. Устало отмахиваясь от назойливых насекомых, Дыня пытался собраться с мыслями и принять решение. Это было нелегко. Следовало переступить через себя. Более того, может быть даже перепрыгнуть. «Столько номеров… Где я их теперь возьму», - горестно размышлял Афанасий Федорович. Наконец, он принял решение. Встав на колени перед дышащим человеческими испражнениями всех мастей отверстием, Дыня просунул руку в его недра и стал сосредоточенно шарить. Казалось, это длится целую вечность. Дыне даже померещилось, что он нащупал в тепловатой жиже чью-то вполне осязаемую крепенькую фекалию. На удушающее зловоние и мух, которые облепили лицо, Афанасий Федорович не обращал внимания. Он лишь отдувался и упорно продолжал свои поиски.

Телефон Дыня нашел. Вытащив из него сим-карту, он бросил ненужное более чудо буржуазной техники обратно в клоаку, торжественно постоял над свежеиспеченной могилой и, чихнув, вышел наружу. У биотуалета скопилась уже довольно приличная очередь, которая мало-помалу начала проявлять неудовольствие в том, что приходится чересчур долго терпеть. Однако показавшийся на пороге Афанасий Федорович мигом отбил желание присутствующих посещать кабинку. Казалось, сроднившийся с мухами, он гордым взглядом окинул боязливо расползавшихся в разные стороны желающих опорожниться, дико косящихся на него, и направился к метро.

Притуалетная старуха, не в силах встать со своего стула, выронила на асфальт весело и беззаботно зазвеневшую мелочь и, пробормотав «А еще приличный человек…», достала нечистый носовой платок, отерла пот с пунцового одутловатого лица, заглянула внутрь кабинки и заорала истошным хрипловатым басом.

Термометр на табло перед входом в метрополитен им. В.И. Ленина показывал 34 градуса по шкале Цельсия.

Отредактировано Iggg (23-03-2007 12:26:40)